Освобождение шпиона - Страница 58


К оглавлению

58
...

11 июня 1972 г.

Как я провожу мой обычный день, ОПИСАНИЕ. Это чтоб не писать каждый раз одно и то же. Потому что день у меня проходит всегда одинаково. И если правду говорить, то скучно довольно. Хотя я не жалуюсь.

Встаю в 6-20. Физзарядка, утреннее построение и завтрак. Умываюсь я не каждый день, потому что экономлю фильтры в гидросистеме. А та вода, что здесь капает с потолка, невкусная, и от нее руки становятся как в побелке, и еще изжога.

В 7-00 ровно проверяю все растяжки и самострелы по периметру охраны. Иногда бывает, что что-то сработало, но неясно из-за чего. Потому что папуасы все свои трупы всегда уносят с собой. А может, это крысы. Папуасами я называю местные существа, которые здесь обитают и сожрали несколько наших советских бойцов. Сейчас они никого не жрут, потому что остался я один. Меня они боятся и носят мне всякие вещи (см. Расписки в получении). Я даю им иногда еду со склада. Это тоже у меня все под учетом и все указано (см. Расписки в отдавании). Чтоб потом не подумали, будто сбывал государственный товар налево или еще что. Считаю, поскольку этот самобытный народ живет на территории СССР, то можно ему что-то давать поесть. В русле нашей советской национальной политики, как говорится. Хотя троцкистское правительство, может, думает иначе. Но я троцкистам всяким не служу.

7-20. Заправляю и проверяю дизель-генератор. Без генератора жить нельзя, он и солнце (в смысле свет), и воздух. Хотя свет мне почти не нужен, я и так все вижу, что надо.

7-40. Проверяю все системы Правительственного Командного пункта стратегического назначения. Система, в общем-то, одна, но она состоит из нескольких контуров: энергопитания, микроклимата, оповещения, самоликвидации, и еще один контур — контрольный, который и помогает мне следить за всеми остальными. Я сажусь за ПУ и отбиваю на клавишах контрольного контура нужные комбинации. Две лампочки: красная и зеленая. Если все в порядке, то зеленая загорается. Если горит красная, я начинаю ходить вдоль кабельной трассы и вскрываю кожухи, пока не найду. Там каждый контур помечен своим цветом. Каждый раз оказывается, что кабель погрызли крысы. Их здесь очень много, никакого крысиного яду не хватит. Я беру паяльник и восстанавливаю контур. Потом опять проверяю все на ПУ. Раньше я, конечно, такую работу выполнять бы не смог, поскольку только шоферил и ничего больше не умел. Но сейчас сам себе удивляюсь, сколько всего могу делать и понимать. Как настоящий инженер. Хотя институтов не кончал, вот так-то. Было бы здорово, если бы научился еще красиво излагать разные мысли на бумаге.

Да, вот похвалил себя, что я такой умный, и сразу вспомнил. Линию-то связи с наземным КП наладить я так и не смог. Это плохо. Электрокоммуникационная шахта разрушилась во время обвалов, которые тут были в самом начале. Даже не понять толком, где проходил ее створ, настолько все перемешалось. Но вот радиоточка как-то заработала, черт бы ее побрал. Поет мне про любовь и рассказывает всякие глупости про полеты в космос. Я бы все это отдал за минутный сеанс связи с командованием. Только не с троцкистским, которое товарища Сталина из Мавзолея удалило. А с настоящим советским командованием. Товарищем Шапошниковым и прочими. Только их, возможно, удалили тоже.

8-00. Если никаких сбоев нет, на всю проверку у меня уходит двадцать минут. В восемь ровно заступаю в караул. Одет я по форме, как полагается. Не хожу здесь расхлюстанный, хоть меня никто и не видит. Только ремень расслаблен на три пальца. А пряжка со звездой чуть загнута по краям. Так у нас в ОП-79 ходили «старослужащие», то есть рядовые бойцы, отслужившие полтора-два года в подразделении. Бондаренко так ходил, к примеру. И офицеры на это закрывали, как говорится, глаза. А я отслужил десять раз по столько. Думаю, что мне можно.

Я не то, чтобы стою как столб. Обхожу весь периметр, замечаю какие-то неисправности в виде сломанной опоры заграждения или надломившейся от ржавчины проволоки. И все это чиню. Но и поглядываю тоже. Включаю иногда радио на всю громкость, чтобы там, в карауле, было слышно. Но это только по настроению и если передают хорошую патриотическую песню. А это бывает нечасто.

12–00. Обед. Просто сижу и обедаю. Слушаю концерт «В рабочий полдень». После чего иду снова в караул.

17–00. В это время обычно появляются папуасы, группами по 3–5 существ. Садятся метрах в пятидесяти от периметра и ждут еду. Но сперва я провожу краткую политинформацию, где излагаю политические события, о которых слышал по радио. Помогаю местным жителям осмыслить их в правильном направлении. Они ведь лишены газет и радио, они первобытный по сути народ и остро нуждаются в таких вещах. Они слушают, потом берут еду и уходят.

21–00. Окончание караульной службы. Ужин. Иногда слушаю патефон, который обнаружил в ленинской комнате. Пластинки раньше казались скучными: сплошь одни оперы и симфонии, но постепенно я стал их понимать, возвышенная музыка прямо в душу проникает да сердце расслабляет… Изредка, примерно раз в неделю, включаю киноаппарат, смотрю фильмы. И наши: «Подвиг разведчика», «Кубанские казаки», «Волга-Волга»… И трофейные: «Газовый свет», «Экспресс из Нюрберга», «В сетях шпионажа». Особенно «Тарзана» люблю, он мне как-то ближе, понятней.

Все время слушаю радио, чтобы быть в курсе событий и иметь мысли на завтрашний день. Мысли разные приходят, конечно. Вот взять хотя бы недавний визит американского президента в Москву. Я просто за голову схватился! Главный Буржуин топчет кремлевские паркеты! А ему еще водочку подносят и говорят всякие приятные вещи. При товарище Сталине ничего такого представить было нельзя. Он мог вызвать, конечно, Никсона на ковер. Чтоб всыпать ему розог за войну во Вьетнаме и прочее. А потом отправить в лагеря лес валить и перевоспитываться. Но чтобы в гости его звать, на хлеб-соль — нет уж, выкуси.

58