Освобождение шпиона - Страница 67

— Извините, гражданин следователь, вы кто по званию?

— Подполковник юстиции, — с сильным прононсом ответил тот.

— Значит, вы лучше других понимаете, как трудно дослужиться до полковника! Мы с вами почти коллеги. Я тоже выполнял важную и чрезвычайно ответственную работу! И когда оказалось, что тридцать лет назад на полигоне был шпион, то потребовался козел отпущения, и я оказался самым подходящим. Вы ведь знаете, как сложно собирать доказательства по старым делам, а не найти шпиона нельзя… Вот так я и оказался на Огненном острове с маньяком Блиновым в одной камере! Зачем вообще мне было его убивать?

Поросячьи глазки стрельнули в него сочувственным взглядом. Это была пусть маленькая, но победа.

— Подпишите.

Воронов подвинул ему протокол допроса, Мигунов подписал. Следователь нажал кнопку. Дверь открылась, вошел охранник.

— Можете идти.

Когда заключенного увели, Воронов собрал бумаги в свой синий планшет, уложил его в потрепанную дорожную сумку — портфелей, саквояжей и прочих «дипломатов» он не признавал. И только после этого с наслаждением высморкался. Простыл он, видимо, по дороге в колонию — в машине продуло. Больше негде. А чего, спрашивается, было туда ехать? Убийство! Убийство!! Ну, убийство. Только надо оценивать все обстоятельства, в совокупности. Таких дурацких дел ему еще расследовать не приходилось. Дадут этому Мигунову десять лет — и что? Добавят их к «пожизненке»? Тем более что, скорей всего, здесь действительно самооборона. Все-таки полковник ракетных войск и маньяк-убийца… Ясно, кто первый начал! Хотя…

Сам Мигунов, виновник этой бессмысленной суеты, чувствует себя прекрасно и, похоже, вполне доволен жизнью. У него сейчас отпуск, каникулы, настоящие Карибы. Убил маньяка и нежится в свое удовольствие в обычных условиях содержания… Это тебе не особый режим!

Может, для этого и убил?!

Да нет, вряд ли… Неподготовленный человек не способен совершить убийство, чтобы улучшить условия содержания на пару месяцев…

Воронов надел старую, выношенную куртку, замотал горло шарфом.

Хотя, может, все не так просто. Эмоции — плохой подсказчик, даже в таких делах, где все, казалось бы, яснее ясного. Это Воронов знал хорошо. Он, с его веснушчатым добродушным лицом, тихий, немного неуклюжий — был одним из опытнейших следователей. Под редеющей рыжей шевелюрой прятался цепкий и ясный ум. Слишком ясный… как бы даже прямолинейный. Так считали некоторые его коллеги. Да, Воронов не брал взяток, не взирал на лица и в работе руководствовался принципом dura lex, sed lex: закон суров, но это — закон. Он умел быть жестким — когда надо. Нередко шел против течения — когда считал это нужным.

Все это как-то не вязалось с его внешностью тюфяка и порой вызывало у окружающих чувство удивления. А также подозрения в двойственности его натуры, в какой-то вопиющей неискренности. Что, как ни парадоксально, имело под собой основания: Воронов и был тюфяком… но только за пределами круга своих профессиональных обязанностей.

Впрочем, он тоже ошибался, сомневался и переживал. И в последнее время все чаще и чаще. Недавно ему исполнилось тридцать четыре. Вместе с женой они снимали полдома в частном секторе на окраине — ни газа, ни водопровода, туалет на улице. Хотя большинство его коллег давно обзавелись собственным жильем в центре Заозерска, в благоустроенных многоэтажках, а некоторые даже отстроили себе многоуровневые коттеджи. Его дочь ходила в школу и из школы пешком через пустырь, а сам он ездил на работу в переполненном автобусе — в то время как коллеги разъезжали на новеньких «японках», а их дети смотрели мультики на установленных в салоне DVD-плеерах, чтобы скрасить скучную дорогу.

Воронов приходил к мысли, что, пожалуй, стои́т на каком-то важном жизненном распутье. Всю жизнь он шел по «главной» дороге, соблюдал сигналы светофора, не спрямлял и не подрезал. Но попал куда-то не туда. Возможно, он просто немного не доехал до нужной точки, где его ожидает заслуженная награда и решение всех жизненных проблем. Возможно и другое: до точки он все-таки доехал (или дошел). Только это совсем не та точка.

…На выходе из СИЗО, как обычно, дежурила стайка активистов «Неспящих». Две девчонки и парень с дурацким плакатиком, где был изображен будильник и надпись — «Не спи, Россия!».

Увидев Воронова, молодые люди повернулись к нему, парень помахал плакатиком, одна из девчонок как-то неуверенно крикнула:

— Свободу Мигунову!

После чего все трое рассмеялись. Смеялись искренне, от души, потому что — смешно, в самом деле. И глупо. Для них это была игра, а Мигунов — разменная фишка в этой игре. Вполне могла быть другая — им, в принципе, все равно.

Воронов прошел мимо, направляясь к остановке. Он не понимал, кому нужны эти пикеты, акции, весь этот психологический прессинг. Это, конечно, воздействует на руководство СИЗО, они закрывают глаза и на пикеты, и на передачи, лишь бы не обострять ситуацию и не попадать в центр скандала.

А его, Воронова, подобная возня только раздражает. Заставляет думать о Мигунове не как о человеке случайно попавшем в жернова судейской машины, а как о действительно опасном преступнике, за спиной которого стоит мощная и наглая сила. Но что это за сила?

Мигунов явно не был неискоренимым преступником, Воронов это ясно видел. Ему приходилось общаться со многими убийцами и насильниками, людьми психически здоровыми, но абсолютно как бы… тупыми душевно. Страшными людьми. Опустить топор на чью-то голову — не вопрос, единственным препятствием для них здесь служит не закон, не угроза наказания, а одна лишь природная лень. Мигунов, несмотря на свой пожизненный срок, был совсем другим. Вполне возможно, он и в самом деле только защищался…