А вот Бруно… Кто видел его раз, тот никогда уже не забудет. А кто не видел, тот слышал. А кто не слышал, тот еще услышит. Знаменитый Человек-Ядро, самый известный заключенный череповецкой зоны, слинявший оттуда на ранцевом вертолете, чемпион по армрестлингу, знаток подземной Москвы! Таких нигде больше нет. Ни в Москве, ни в Подмосковье, ни на Гавайях, нигде. На миллионы и миллионы — один как перст.
Потому и разыскали его быстро. Взяли на квартире, в четыре утра. Вадик в отъезде был, а Колыму тоже скрутили, потому что ствол нашли. Бруно почти ушел от них, в окно хотел выскочить. Фиг бы они его «приняли», дылды погонные… Но им повезло, он с бодуна был жуткого — в окно не попал. Колыма там еще оставался, в квартире, а Бруно погрузили в спецмашину с зарешеченной клеткой сзади — и на Лубянку! Там капитан Рыженко какой-то сидел, увидел — аж подскочил на месте! Чуть дуба не дал со страху.
— Карлик! — проблеял он. — Карлик красноглазый! Не может быть! Их же не бывает, это сказки, треп диггерский!
Бруно объяснил ему внятно, кто тут из них карлик, а кто человек-звезда, и кто тут бывает, а кого скоро вынесут вперед ногами, и что если бы он, Рыженко, приговорил с ним накануне три бутылки рому, то у него, у Рыженки, не только глаза сделались бы красные, но и вся морда пятнами пошла, да и не только морда, но и все остальное, и пятна, скорее всего, были бы трупные, потому что он бы Рыженку раздавил бы вот этим одним большим пальцем, как клопа, да и сейчас раздавит в полсекунды, если ему только снимут наручники…
У Рыженко его продержали с полтора часа, заполнили какие-то бумаги, а потом на два этажа выше — к следаку Косухину. Вот там взялись за него по-серьезному. Шесть часов без передыху, даже водички глотнуть не дали, а у Бруно дикий сушняк. Спрашивали про Амира в основном. Поляк, Филин — эти им по барабану, им Амира подавай. Опять двадцать пять. Все подробно: как познакомились, как встретились, как закинулись, тыры-пыры и все такое. Да мать вашу, да сколько можно повторять одно и то же? Да я ж вам уже один раз рассказывал! Даже не один, а все двадцать! Ну, или десять! К тому же Бруно забыл, что наплел им тогда, в прошлый раз. Ну, ладно, новую фигню наплести нетрудно, причем в этот раз получилось даже еще лучше, выразительнее. Движуха такая началась сразу, начальник ихний даже прибегал, овощ с грядки по фамилии то ли Огурцов, то ли как-то еще — на Бруно посмотреть специально. Тоже карликом его обозвал.
— Неужели и правда есть такая подземная раса?! Как же вы его с глубины достали?!
Бруно смешно стало.
— Это тебя, — сказал он, — из земли выдернули. Да только рано, зеленый еще огурчик, недозрелый…
Потом, после всего, он тщательно проверил, чтоб эти дылды погонные все записали, ничего не забыли, и даже подпись свою поставил. И думал уже пойти накатить двухлитровый пузырь «Очаковского» с полным, так сказать, сознанием и удовлетворением. А оказалось, ни хрена. Заперли его в камеру, вместе с какими-то чурками — то ли просто незаконными мигрантами, то ли шпионами и террористами, которые сперва ржали и катались с него, а потом на стену лезли и в дверь барабанили, чтобы их в другую камеру определили, да хоть в карцер на худой конец. Но это ладно, переночевали.
Утром Косухин поставил Бруно задачу: идти на «выводку», это значит — место преступления показывать.
— Не вопрос, — сказал Бруно, — только это три километра под землю, с призраками и психическими пушками! Кто со мной пойдет? Кому показывать-то? Амир, и тот завизжал под конец, а мужик был крепкий, не то что ваши Рыженки, Огурцовы, Косухины и все остальные.
— Кто тут смелый? А? Никто. То-то же. Ладно, дылды, тогда я один пошел, потом отзвонюсь, фотки вышлю по факсу…
И тут приводят Лешего. Хмурый, челюсть вперед.
— Твою мать! — сказал ему Бруно. — Совсем про тебя забыл. Скажи: «говнище» — ты тут как тут!
— А тебе и говорить ничего не надо, — процедил Леший зло. — Из говнища не вылезаешь.
Бруно едва не убил его на месте, но сдержался. С Лешим были эти его уёбки, «тоннельщики», все вооружены до зубов. К тому же Бруно был не в настроении.
Закинулись с какого-то нового места, считай что прямо с Лубянки — там какая-то хитрая система, но ему не дали рассмотреть, мешок на голову накинули. А потом сразу пошли эти, как их… коллекторы, ракоходы всякие и прочая муть. Бруно хотел отвести их самой короткой дорогой, это ему было как два пальца, да и время бы сэкономили, но Леший сказал, что Амиру уже кто-то показал короткую дорогу, так что пусть заткнется, и повел группу сам. Иногда он только спрашивал — сквозь зубы так, — не знакомы ли Бруно места, не видит ли он тут случайно золотых дворцов и алмазных ларцов. Бруно тоже нес ему всякую х…ню, потому что был расстроен, к тому же не опохмелившись и без кокса.
Искали часа три, наверное. Или даже больше. И в воду заходили по колено, и в самую настоящую канализацию… Тупоголовые дылды, чего с них возьмешь… Это им-то по колено, а нормальному маленькому человеку по самые яйца, если не выше… А у человека этого и нормального комбинезона нет, дали какое-то говно — старое да порванное, веревочками подвязали, он уже все ноги промочил, в сапогах хлюпает… Бруно даже стало казаться, что Леший спецом кругами ходит, чтобы над ним поизгаляться. Или, что гораздо хуже, Леший хочет его завести в какую-нибудь глухомань и пристрелить там, а начальству потом доложить, что, мол, убит при попытке к бегству. Хитрый. Он даже наручники с него снял. Хрен бы попал, конечно, Бруно бы первый его прикончил, и всех остальных его уёбков отшмалял бы, как картонных зайцев в тире. Только у него настроения нет, вот в чем дело. И он шел, не опохмелившись, без кокса, да и без пистолета!