Освобождение шпиона - Страница 80

— Какой объект?! Ни хуя!!! Никаких «должен быть»! Чего удумал! — Бруно даже подскочил на месте. — Слушать мою команду! От имени товарища Сталина, товарища Берии и начальника МГБ приказываю — отставить, рядовой Башмак!! А-атставить взрывы!

— Это неправда. Товарищ Сталин умер в 1953 году. — В черных дырках-глазах Башнабаша что-то недобро сверкнуло. — За три года до того, как я заступил сюда в караул.

— Как — за три года? Ты что, с 56-го здесь топчешься?!

Пораженный Бруно на какое-то время даже забыл про заряд.

— Да. Больше полувека. Всю жизнь. И мне, честно говоря, все это здорово надоело… — Башмакин опять поджал рот. — И эта «Старая Ветка», все, что здесь… А еще хуже то, что творится у вас наверху. Я все это время слушал радио, следил за тем, во что превращается моя страна, и все время ждал момента, когда можно будет дернуть ручку тумблера…

У Бруно вытянулось лицо. Он перестал орать и подпрыгивать, и даже как-то успокоился вроде.

— И что будет?.. Если — дернуть?

— Ничего не будет, — сказал Башмакин. — Москвы не будет. Госдумы вашей не будет. Пробок не будет. Коррупции не будет.

— Нормально, — сказал Бруно вполне серьезно. — Я бы тогда тоже дернул… Наверное. Но вначале улетел на маленьком самолете!

— Пятнадцать минут, — проговорил Башмакин.

Он стоял перед Бруно, вытянув длинные руки по швам — безглазый призрак из далекого прошлого, которое осталось только в сентиментально-пафосных фильмах и величественных зданиях на проспекте Мира, на Кудринской и Лубянской площадях… Он не был похож ни на дылд, ни на маленьких людей, он вообще ни на кого не был похож из ныне живущих разумных существ. Крохотный осколок старого мира, застрявший где-то у самого сердца мира нового, мира сытого и пьяного, мира хитрого и жадного, глупого, жестокого и… Какого еще?

Да какая разница! Все равно Бруно не собирался умирать. Москва, коррупция, хрен с ними, их действительно можно взорвать. Но лично он — Бруно Аллегро, Человек-Ядро, — лично он должен жить. Притом что никакого самолета — ни маленького, ни большого — у него нет.

— Вот что, Башмак, — сказал Бруно, откашлявшись. — Вижу, ты пацан реальный! Тебя на пост поставили, ты полвека отстоял. Значит, не лох педальный, не дешевка. Ты почти как Филин. Пацан сказал — пацан сделал! Только ты — рядовой, твое дело маленькое — приказы выполнять. А со мной пришел Леший, он майор, и он отвечает за все эти, как их… Ракоходы там и прочее. За всю подземную хероту, короче. И твой объект, выходит, подпадает под его, эту самую…

— Юрисдикцию, — сказал Башмакин.

— Ну, ты понял. И у него есть большой спецприказ командования — сменить тебя, Башмак, на твоем трудном посту. Ты тут оттрубил порядочно, пусть другие теперь покараулят. Твое дело сейчас — награды получать да жизни радоваться. Тебя ждут ордена, премии, санаторий, квартира на Кутузовском… Бабы — ты представляешь, какие сейчас бабы в Москве, а, Башмак? У тебя ж в пятидесятых все в ватниках ходили да валенках, не разобрать, где баба, где мужик, где ноги, где жопа. А сейчас — чулочки тоненькие, юбка едва трусы закрывает, да многие их и не носят… А если и носят! Это тебе не рейтузы до колен, это два шнурочка и треугольник маленький… А под ним все выбрито начисто…

Бруно мечтательно рассмеялся. За время этой идиотской «выводки» он и сам, как ни странно, успел соскучиться по простым человеческим радостям, которые ожидали наверху.

— Короче, ты офигеешь, Башмак. Увидишь такую красотку — и обкончаешься! Я тебе гарантирую!.. А объект свой передашь представителю власти, товарищу Лешему. Чтоб все на месте, в ажуре, и все такое…

— Чего они не носят? — недоверчиво поинтересовался Башмакин. — Трусы, что ли, не надевают?

— Да не до трусов сейчас! — сорвавшись со спокойного тона, заорал Бруно. — Беги, выключай свою муру, быстро!

— А документы у них есть? — нерешительно спросил Башмакин.

— У кого? — ошалел от такого поворота Бруно. — У баб? Ты то про трусы, то про документы, совсем запутал!

— У представителей власти твоих?

— Да там такие ксивы, что ты в штаны наложишь! — рявкнул Бруно, подпрыгивая от нетерпения. — А коли не наложишь, они свяжут тебя по рации со своим начальством на Лубянке. Да хоть с самим президентом. Он, кстати, мой кореш… Ну, что уставился? Беги, выключай свою херотень!

— Какую «херотень»? Как «выключать»? Дезактивировать систему самоликвидации, что ли?

— Точно. Дезактивировать ее к гребаной маме! Беги, а то я тебе прямо здесь трибунал устрою!

Караульный стоял не двигаясь, все так же вытянув руки по швам, будто в оцепенении. Бруно уже решил было плюнуть на все, бежать к Лешему и «рвать когти» наверх — с Лешим и то лучше, чем с этим психопатом… И вдруг правая рука Башмакина поднялась, ладонь четко, по-уставному, приложилась к пилотке.

— Приказ понял! — сказал он. — Во время моего отсутствия прошу оставаться на месте! Свет не включать, оружия не трогать!

Башмакин развернулся кругом и действительно побежал. Фонарь он выключил — судя по всему, свет ему был ни к чему. Бруно остался в полной темноте. Он слышал удаляющийся топот, потом — глухой металлический звук, будто отпирали тяжелую дверь.

«Живей давай, мудила, — мысленно подгонял он Башмака. — А то мы тут все с тобой наебнёмся!..»

Потом наступила тишина, какой Бруно еще ни разу в своей жизни не слышал. Темнота и тишина. Он даже представить боялся, как этот несчастный мыкался тут целых пятьдесят четыре года. Да он бы свихнулся уже через пятнадцать минут!.. Кстати, пятнадцать минут, наверное, уже прошли. Где там Леший? Что он там думает себе, дылда погонный? Знал бы, какой тут грандиозный пиздец вырисовывается всей Москве, всей Лубянке его — небось вспотел бы сразу!..